Статья посвящена Майклу Новограцу, легендарному инвестору с Уолл-стрит, начавшему новую жизнь в сфере криптовалют, и который называет себя «Форрестом Гампом от Биткоина», имея в виду свою способность оказываться в нужное время в нужном месте.
Майкл Новограц был в хорошем настроении: он пришел на тридцатую по счету встречу выпускников Принстона 1987 года, и бывшие однокашники выказывали ему уважение. Не остались без внимания и черные лаковые туфли финансиста с оранжевой окантовкой и кисточками в тон («Это все чтобы поважничать», – пояснил он чуть позже). На мероприятии Новограц пообщался и с Джозефом Любиным, своим бывшим соседом по комнате и по совместительству одним из основателей платформы Ethereum. Это был теплый июньский день, и бывшие выпускники попивали пиво Bud, распевая традиционные болельщицкие кричалки своего университета.
Парад выпускников проходил между неоготических зданий кампуса. К Новограцу, словно к мэру маленького сицилийского городка, постоянно подходили люди. Как и на Уолл-стрит, где Новограц сколотил как минимум три состояния и потерял как минимум два, в Принстоне о нем ходят легенды – например, о том, как он ни разу не явился на сборы для офицеров запаса, хотя и поступил в университет благодаря стипендии для военнослужащих, или как пролетел по авеню Проспект на вертолете (Новограц прошел годовую подготовку в армейской летной школе в Алабаме) и чуть не снес ворота.
Новограц сделал головокружительную карьеру в Goldman Sachs и в мире хедж-фондов, однако за каждым его подъемом следовало стремительное падение. Первым стало расставание с Goldman Sachs в 2000 году, причиной которого пресса называла «проблемы, связанные с образом жизни», а вторым – лишение его статуса партнера инвестиционной компании Fortress Group в 2015 году после провала нескольких валютных сделок. Некогда обладатель состояния в два миллиарда долларов, Новограц был «разжалован» в миллионеры. Впрочем, 2017 год стал для него очередной отправной точкой: как многие другие инвесторы, в числе которых были и близнецы Уинклвоссы, он нашел новый путь в мире криптовалют.
Их потенциал Новограц оценил после того, как один из его партнеров по Fortress Питер Брайгер познакомил Майкла с одним из ранних криптоевангелистов, аргентинским инвестором по имени Венсес Касарес. В 2013 году Новограц вложил 7 миллионов из личных средств в цифровые валюты. На тот момент Биткоин стоил около ста долларов и с тех пор подорожал более чем в 60 раз. Финансист называет себя «Форрестом Гампом от Биткоина» и говорит, что ему повезло оказаться в нужное время и в нужном месте.
Сделки с криптовалютами ознаменовали собой возвращение Новограца в игру после добровольного ухода от дел, и вскоре о нем вновь заговорили такие гиганты, как CNBC и Bloomberg. В конце прошлого года, когда в Конгрессе прогремел предложенный республиканцами проект налоговой реформы, Новограц назвал министра финансов Стивена Мнушина идиотом и раскритиковал советника Трампа по экономическим вопросам Гэри Кона за стремление перестроить систему налогообложения. Как и сам Ново (так часто называют Новограца коллеги-инвесторы), Мнушин и Кон были партнерами в Goldman Sachs, поэтому его заявления стали необычным для банка нарушением внутрикорпоративного этикета.
Вишенкой на торте встречи выпускников стало оплаченное Новограцем выступление группы Duran Duran.
В последнее десятилетие многие мои школьные и университетские друзья из Нью-Йорка покинули город из-за стремительного удорожания жизни. В основном этом были представители креативного класса – писатели, дизайнеры, архитекторы и журналисты. Гуляя по внезапно ставшим незнакомыми улицам собственного города, я наблюдал за новым поколением коротко стриженных людей спортивного телосложения и думал: кто они? Со временем я узнал, что основную их массу составляют сотрудники банков, хедж-фондов и фирм, занимающихся инвестированием в основной капитал. Когда я впервые задумался о том, чтобы написать статью об одном из них, моя подруга, муж которой работает в финансовой сфере, спросила: «Зачем тебе это? У банкиров совершенно нет воображения». (За время моей работы над материалами о банкирах и финансистах, нелестные высказывания жен о своих мужьях стали для меня привычным явлением.)
Есть ли у банкиров воображение? Слова подруги стали одновременно вызовом для меня и путеводной звездой в подготовке будущего материала. Я решил, что найду достойных описания представителей хедж-фондов или, в конце концов, выдумаю их сам. Многие из них напомнили мне принстонских рестлеров – задиристых парней с нижней ступени среднего класса, родом из периферийных районов Нью-Йорка, Неаполя или из Москвы. Как любой голодный и неуверенный в себе ребенок из восточного Квинса, за просмотром фильма «Уолл-стрит» я частенько фантазировал о том, как выглядел бы в подтяжках и рубашке с контрастным воротником. Киношным персонажам не надо было разбираться в себе – большие деньги помогли им понять все, что нужно. Несмотря на то что от моей жадности ничего не осталось еще в университете, а кризис 2007–2008 годов сформировал восприятие финансовой сферы как индустрии, построенной на обмане, мне было сложно испытывать неприязнь к некоторым из моих новых знакомых. Самые интеллектуальные из них, выходцы из мира математики и физики, воспринимали свои сделки как сложный для составления пазл; другие, казалось, находятся на грани социопатии и с трудом прошли бы эмпатический тест Войта-Кампфа из фильма «Бегущий по лезвию».
В общественном сознании «управляющий хедж-фондом» стало синонимом особой породы очень богатых и очень умных негодяев. Хедж-фонды получают деньги от так называемых аккредитованных лиц, располагающих доступными для вложения активами на сумму как минимум миллион долларов, а также от пенсионных и университетских дотационных фондов и фондов национального благосостояния, после чего размещают эти активы любым способом, который сочтут подходящим. Чтобы лучше понять суть их деятельности, представьте себе армию мужчин (именно их большинство среди таких управляющих), которые идут по улице с пылесосами и пытаются захватить доллары и активы из каждого угла и закоулка в мире. По крайней мере в теории, хедж-фонды должны генерировать прибыль как на бычьих, так и на медвежьих рынках, за счет хеджирования рисков менеджерами, открывающими длинные позиции по активам, которые должны вырасти в цене, и короткие позиции по активам с прогнозируемым снижением стоимости.
На фоне роста этой менее регулируемой «стороны покупки», доходность «стороны продажи» кажется ничтожной. На Манхэттене термин «инвестиционный банкир» теперь имеет ту же грустную коннотацию заведомо проигравшего кандидата, что и «врач» или «юрист». Управляющий директор одного из крупных банков как-то стал жаловаться мне на сложности, с которыми сталкиваются представители среднего класса. Когда я попросил его уточнить, кого он относит к «среднему классу», мой визави описал людей вроде него самого, зарабатывающих от 2 до 4 миллионов долларов в год. Молодые аналитики рассказали, что плутократы из хедж-фондов и им подобные вытеснили их не то что с Манхэттена, но даже и из Бруклина.
Отчасти это можно списать на стратегию «двух и двадцати»: традиционно многие менеджеры забирали 20% от прибыли хедж-фонда и удерживали 2% от переданных под его управление активов вне зависимости от итогов их деятельности. Даже если клиенты несли огромные убытки, менеджеры фондов все равно могли получить свой кусок пирога. На протяжении долгого времени для Уолл-Стрит были характерны непропорционально огромные выплаты тем немногим, кто осваивал его правила или хотя бы притворялся, что освоил (отношения между инвесторами и менеджерами хорошо описаны в книге – а точнее, уже в самом ее названии – «Where Are The Customers’ Yachts?» («А где же яхты клиентов?»). Хедж-фонды производят впечатление самого короткого, простого и яркого пути к богатству. Как говорил мне менеджер одного из них, «деньги просто валятся с неба, а люди получают компенсацию только за то, что стоят под этим дождем».
Этих людей можно поделить на множество категорий. Мне по душе деление на своего рода «заклинателей дождя» – ухоженных выходцев из братских сообществ престижных университетов – и тех, кто одевается в Dockers – гениев математики, неровно дышащих к колбасе (некоторые фонды, кажется, стремятся побить рекорд по максимальному количеству блестящих физиков из стран бывшего СССР, которых можно втиснуть в тесное помещение со слишком ярким светом). Излишне объяснять, к какой из этих групп принадлежит наш герой Новограц.
Больше всего в представителях обеих групп меня поразило их стремление к тому, чтобы проживать жизнь как соревновательный вид спорта.
Мир финансов теперь кажется мне чем-то вроде налога для всех остальных, этаким инструментом передачи благосостояния в руки немногих избранных с помощью их недюжинной смекалки, а также за счет разницы в налогообложении, которое применяется к их доходам по сравнению с нашими.
И все же жизнь большинства представителей хедж-фондов, с которыми я подружился, не была счастливее или интереснее жизни моих друзей, оказавшихся вытесненными из города. Они направили все свои усилия и весь свой интеллект на то, чтобы одержать победу в игре, которая, казалось, только принижает их достоинство. Мне не раз порекомендовали прочитать книгу Эдвина Лефевра «Воспоминания биржевого спекулянта», впервые опубликованную в 1923 году. Она повествует о жизни маклера по имени Лоуренс Ливингстон, реальным прототипом которого считают блестящего трейдера Джесси Ливермора. Меня поразило, как мало изменилась реальность финансового мира по сравнению с эпохой телеграфных лент. Изумление вызвал и тот факт, что никто из фанатов этой книги с Уолл-стрит не упоминает, насколько несчастным был ее главный герой. Ливингстон мечтал рыбачить на побережье Флориды, по возможности на собственной новой яхте, но снова и снова он возвращался в Нью-Йорк, чтобы совершить еще одну сделку. «Трейдинг затягивает, – поделился Новограц на встрече выпускников. – У всех этих парней возникает зависимость». Реальный Джесси Ливермор застрелился в номере нью-йоркского отеля Sherry-Netherland в 1940 году.
«Нам поступает много звонков: люди говорят, что вы ужасный иллюзионист»
К 2016 году я начал пить больше обычного. Уже второй год подряд число канувших в лету хедж-фондов превышало количество новых, инвесторов отпугивало сочетание высоких сборов и посредственных прибылей, обусловленное отчасти применением фондами похожих стратегий и отчасти – нетипичным отсутствием волатильности на рынке. Досталось даже таким легендарным трейдерам, как Пол Тюдор Джонс из Tudor Investment. Модель «два и двадцать» постепенно превращалась в «полтора и пятнадцать». Бутыль с секретным зельем в виде торговых алгоритмов была осушена, и, пытаясь чем-то заполнить эту пустоту, я и мои новые друзья переходили на виски. Стресс и потеря самоконтроля стали привычными составляющими наших жизней. Амбиции фондовых менеджеров напоминали наркотик, о силе которого я уже забыл. В моей научно-математической школе на Манхэттене, где значительную долю учеников составляли иммигранты первого поколения, велась ежедневная борьба за каждую сотую среднего балла; теперь же мои новые друзья боролись за базисные пункты на своих терминалах Bloomberg. Когда мы проигрывали, мы проигрывали на глазах у наших родственников, наших предков, перед лицом прошлого и будущего.
Свое первое подобие хедж-фонда Новограц основал еще в четырехлетнем возрасте. Он родился в семье военных, осевшей в конце 60-х в калифорнийском Торрансе. Майк и его старший брат Роберт ходили по домам своих соседей и продавали им листья: желтые – за пять центов, красные – за десять. Роберт был стеснительным и робким ребенком, поэтому в двери звонил его брат. Когда соседи спрашивали, почему красные листья стоят дороже, Майк отвечал:
Он хорошо освоил концепцию спроса и предложения, не говоря уже о категориях активов. Когда я напомнил Новограцу об этой истории, финансист рассмеялся, увидев параллели между ней и своим новым увлечением криптовалютами, оценку реальной стоимости которых некоторые считают сложным вопросом, если не вовсе воображаемым понятием.
Новограц – третий из семи детей, и его очарование и навыки рассказчика тесно связаны с принадлежностью к этому мегауспешному клану: его брат Роберт – дизайнер, старшая сестра Жаклин – основательница венчурного фонда Acumen, а среди младших братьев и сестер можно встретить трейдера с Уолл-стрит, спортивного менеджера, соучредителя инвестиционного фонда, занимающегося вопросами устойчивого сельского хозяйства, и писателя. В наших беседах все Новограцы упомянули, что росли в доме с одной ванной комнатой, а основным источником дохода в семье была скромная зарплата отца. Впрочем, по их словам, мать при этом воспитывала их так, словно они принадлежали к фамилии Кеннеди.
Сейчас родители семейства, Барбара и Роберт-старший, вышедший на пенсию в звании полковника после многолетней военной карьеры, проводят зиму в Вирджинии, где Новограц ходил в старшую школу, а на лето перебираются в купленный им дом на Лонг-Айленде. Отец Роберта-старшего эмигрировал в США из Австрии. На тот момент он плохо владел английским, а его первым местом работы стала цементная мельница в Пенсильвании. Барбара, в свою очередь, выросла в Квинсе, в семье выходцев из Ирландии и Германии. Ее отец рано умер, а мать, чтобы свести концы с концами, работала одновременно бухгалтером и певицей.
Когда Новограцу было 25, ему организовали свидание вслепую с Дорой Касерес по прозвищу Суки. Во многом она была полной противоположностью Майкла: девушку интересовали семиотика, теория кино и учения Рама Дасса. Ее родители перебрались в США из Пуэрто-Рико еще до рождения дочери.
С Суки я встретился в ее офисе, расположенном в одном здании с роскошными апартаментами Новограцев в нью-йоркском районе Трибека и украшенном изображениями слонов всех видов и мастей («Слон – мое тотемное животное», – поясняет Суки). В ходе беседы она рассказала об ужасном групповом изнасиловании, которому подверглась перед поступлением в Принстон. Преступники остались безнаказанными. Отчасти этот опыт и привел ее к постоянным поискам себя, а позже и к медитации (ее книга о медитации «Just Sit» («Просто сиди»), написанная совместно с младшей сестрой Новограца Бет, увидела свет в декабре прошлого года). Вовлечение супруга в ее духовые поиски казалось маловероятным: она описывает Майкла как представителя привилегированной группы белых мужчин, рожденных в период бэби-бума и расцвета так называемой bro culture («пацанской» культуры).
На встрече выпускников друзья Новограца называли бесстрашие ключевой чертой его характера. В ответ на вопрос о том, боится ли он чего-нибудь, одна из женщин сказала:
Суки, в свою очередь, упомянула в этом контексте родителей мужа. Говоря о неспособности Майкла к полной эмоциональной связи с ней в некоторые периоды брака, вспышек гнева по поводу мелких незначительных событий и сложностей в принятии жизненных ударов вроде его отставки в Fortress, миссис Новограц отметила:
Когда я упомянул об этом в беседе с Новограцем, Майкл отметил:
Сама же Барбара говорит, что он мог бы стать президентом.
Новограц начинал свою карьеру в Goldman Sachs с позиции скромного торговца на валютных рынках. Это было в 1989 году, и он только что закончил годовые курсы подготовки пилотов вертолетов в Алабаме (в первые годы работы в финансовом конгломерате он продолжал служить в Национальной гвардии Нью-Джерси). Фирма отправила его в Токио, где Майклу предстояло продавать японские государственные облигации американским инвесторам. После того как Новограц выразил недовольство размерами заработка трейдеров в сравнении с доходами торговцев, Джон Корзин, занимавший на тот момент пост одного из председателей отдела инвестиций с фиксированным доходом, отдал распоряжение о его переводе в Гонконг, где Майкл стал управлять торговыми операциями компании. Это произошло в 1993 году. Переход из торговцев в трейдеры стал, возможно, самым важным событием в карьере Новограца: способность первых охмурять и очаровывать клиентов существенно отличается от таланта вторых синтезировать информацию о рынке и делать многомиллионные ставки.
Представители макрофондов отслеживают общие социальные, политические и макроэкономические тренды и делают ставки их возможное влияние на финансовые рынки. Они осуществляют сделки с использованием акций, облигаций, валют, товаров и фьючерсов. Макротрейдинг – весьма высокомерное по сути своей явление: основываясь на краткосрочных прогнозах, срок которых исчисляется месяцами, а то и неделями или часами, представители этой отрасли делают выводы о глобальной ситуации в данный момент времени.
Некоторые коллеги Новограца по цеху ставят под сомнение его способность к восприятию тонкостей в стратегиях.
Впрочем, многие придерживаются и другого мнения.
Когда в 1997 году в Азии грянул финансовый кризис, Новограц пережил, по словам Роуза, «ядерное бурление говн»: он успешно зашортил тайские баты и вместе со своей командой сделал целое состояние на обвале азиатского рынка.
Свой успех Майкл объясняет верой в интуицию. По его мнению, проблема менее успешных трейдеров заключается в том, что они боятся ошибиться, боятся покупать даже когда оптимистично оценивают перспективы рынка. Goldman Sachs славится своей брутальной корпоративной культурой «вверх или за дверь», в условиях которой Новограц сумел преуспеть. В 1998 году он стал партнером, а спустя еще год состоялось IPO конгломерата, в результате чего Майкл получил право на часть его акций. В декабре финансиста назначили президентом Goldman Sachs в Латинской Америке. Он должен был переехать в Сан-Паулу, но так и не доехал до Бразилии.
В этот момент в карьере Новограца произошел один из самых странных ее эпизодов. Когда я упомянул эти события, мой собеседник потянулся за спиннером. Он покинул фирму через год после проведения IPO. Новограц, некогда известный как один из самых отъявленных тусовщиков Уолл-стрит, не стал вдаваться в подробности произошедшего, объяснив это условиями соглашения, заключенного с Goldman Sachs при его уходе из конгломерата. Причиной краха он вкратце назвал свою привычку «зажигать как рок-звезда».
По словам его жены, годы, проведенные в Азии, были крайне непростыми для их брака. Миссис Новограц рассказывает, что ее супруг в то время постоянно хеджировал риски по своим ставкам, и это касалось буквально всех аспектов жизни.
После тех событий он уехал в реабилитационный центр в Аризоне, чтобы поработать над собой и подумать о будущем своего брака.
Скандалы на Уолл-стрит забываются быстро, и всего через несколько лет Новограц вернулся туда в качестве партнера Fortress Investments. К новой инвестиционной компании, основанной в 1998 году экс-партнером BlackRock и двумя бывшими управляющими директорами финансового холдинга UBS, присоединился еще один выходец из Goldman Sachs, специалист по проблемным долговым обязательствам Питер Брайгер. Фирма занималась недвижимостью, долговыми ценными бумагами и хедж-фондами. По словам Новограца, ее концепция заключалась в том, чтобы стать «Goldman Sachs в мире альтернативного управления». Хеджевый фонд Новограца занимался макротрейдингом на глобальном уровне. В одном из своих интервью того периода Майкл сказал:
По мнению Новограца, макротрейдинг основывается на способности маклера сочетать интуицию и огромное количество данных, подготовленных исследователями и аналитиками.
За период с 2002 по 2007 год стоимость активов его хедж-фонда достигла почти 9 миллиардов долларов. В 2007 году состоялось IPO Fortress, что не только привело к росту благосостояния партнеров компании, но и повлекло за собой новую для них обязанность отчитываться перед акционерами.
Перед новоиспеченным обладателем состояния в 2,3 миллиарда долларов, которому на тот момент было чуть за сорок, открылись новые перспективы с точки зрения власти и связей, а журнал Forbes поместил его на 407 строчку своего глобального рейтинга.
Новограц был гением привлечения капиталов, но Fortress, как и многие другие компании финансового сектора, оказалась застигнута врасплох банкротством Lehman Brothers и последующим кризисом.
По его словам, один только крах Lehman Brothers стоил фонду от 4 до 5 миллионов долларов.
Фонд Новограца впоследствии восстановился, однако далеко не все представители Уолл-стрит вынесли урок из пережитой катастрофы.
В 2015 году, после потери более ста пятидесяти миллионов долларов на курсе швейцарского франка, Новограц и его коллеги поставили на падение кредитных ставок в Бразилии. Они основывались в своем предположении, в первую очередь, на том, что Дилма Русеф проиграет президентские выборы, а ее преемник будет жестче подходить к вопросам, связанным с инфляцией. В 2014 году Новограц предсказывал, что эти события приведут к масштабному ралли на бразильском рынке активов и принесут удачу Fortress. Прогнозы не оправдались: Русеф одержала победу. Тогда финансисты предположили, что ставки понизятся вследствие действий центрального банка страны. Этого также не произошло. Чуть позже Русеф объявили импичмент, и, когда ее место занял новый президент, процентные ставки действительно снизились – но, по словам Новограца, было уже слишком поздно.
Макротрейдинговый фонд Fortress закрылся в 2015 году, и Новограц покинул компанию. Инвесторы потеряли от 7% до 15% своих активов. После ухода из Goldman Sachs в 2000 году Новограц описывал себя как «дискредитировавшего себя богатого парня». Теперь он дискредитировал себя во второй раз, однако остался «богатым парнем» даже несмотря на фиаско Fortress. Компания выкупила его долю акций примерно за двести пятьдесят миллионов долларов. («В каком еще бизнесе вы можете облажаться и все равно собрать 500 миллионов для своего следующего фонда?» – отметил однажды экс-сотрудник хедж-фонда Терни Дафф).
Потеря статуса партнера оказалась для него болезненной как с личной, так и с финансовой точки зрения. Новограц вспоминает своего дядю Эда, налогового инспектора и любителя джаза, который очень вдохновлял его в детстве:
По словам Новограца, появление и развитие криптовалют стало прямым следствием кризиса 2008 года, после которого люди утратили доверие к банкам и банкирам. О своем новом увлечении он говорит с жаром истинного апологета.
Биткоин появился в 2009 году как пиринговая валюта, позволяющая осуществлять платежные транзакции без посредников вроде банков или компаний, обслуживающих кредитные карты, сохраняя при этом анонимность. Личность его создателя Сатоши Накамото – или группы людей, скрывающихся за этим псевдонимом – до сих пор остается тайной.
После краха его фонда в Fortress Новограц поехал в One World Academy на побережье Бенгальского залива, чтобы обсудить дальнейшие шаги со своим гуру Кришнаджи. Они познакомились в 2007 году через бизнес-тренера Тони Роббинса.
Тогда финансист колебался между уходом в политику и еще одной попыткой возвращения в финансовую сферу. Не в последнюю очередь благодаря Биткоину, по возвращении на Манхэттен он сделал выбор в пользу второго варианта.
В эпоху первого пузыря доткомов технология, послужившая основой для всеобщей мании с последующим ее спадом, была по крайней мере понятной: пользователь, например, заходил на сайт Pets.com и покупал поводок для своей собаки, который затем доставляли ему домой. Криптовалюты же нельзя подержать, они не могут быть поняты как объект физического мира: они децентрализованы, и это дает сторонникам новой технологии – часто убежденных либертарианцев – ощущение, напоминающее религиозный опыт. Новограц вспоминает, как после одной из конференций к нему подошла девушка и рассказала, что его выступление перевернуло всю ее жизнь. «Потом со мной захотели сфотографироваться китайцы. А потом – ортодоксальные иудеи. В тот день я сделал, наверно, около двадцати селфи», – вспоминает финансист.
Фиатные валюты вроде доллара поддерживаются как центральными правительствами, так и пользователями, тогда как криптовалюты поддерживаются только самими пользователями. С самого начала истории Биткоина Сатоши Накамото ограничил его максимальный объем его предложения 21 миллионом коинов, и одна часть держателей криптовалюты зарабатывает ее путем предоставления вычислительных мощностей для осуществления и подтверждения транзакций в сети, а другая покупает. Биржи вроде базирующейся в Сан-Франциско Coinbase позволяют всем желающим приобрести коин или его долю за фиатные деньги или другие криптовалюты, делая рынок открытым для новых пользователей. Непрозрачность среды, в которой осуществляется оборот коинов, а также неопределенность их будущего с точки зрения регулирования рынка и его существования в целом, создает почву для спекуляций и небывалой волатильности. Масштаб некоторых из схем накачки и сброса цены или пирамидальных схем в области криптовалют сопоставим с аферами Берни Мейдоффа. На практике широкомасштабное легитимное применение криптовалют оказалось труднодостижимым, и сейчас многие воспринимают Биткоин скорее как средство сбережения, нежели как валюту, на которую можно купить сэндвич или оплатить маникюр. Кроме того, их использование влечет за собой определенные экологические издержки, поскольку майнинг криптовалют требует больших вычислительных мощностей.
Впрочем, на стремительный рост криптовалют это не повлияло. По-прежнему активно проводятся первичные продажи коинов, а компании, оказавшиеся на грани полной невостребованности, как Kodak, планируют выпуск собственных криптовалют, равно как и правительство Венесуэлы с проектом национальной криптовалюты El Petro.
В основе криптовалют лежит система блокчейна, децентрализованной и регулярно обновляемой базы данных, распределенной в сети компьютеров. Что можно сделать с помощью блокчейна кроме покупки наркотиков в даркнете? В действительности, потенциал технологии достаточно обширен: реестр, распределенный между множеством компьютеров, позволяет переводить деньги более безопасным и быстрым по сравнению с традиционными банками способом. И это только начало – платформа Ethereum, например, может работать как база данных для самоисполняемых контрактов, не требующая участия юристов и подходящая для заключения самых разнообразных сделок, в том числе и с недвижимостью.
Новограц, очевидно, сумел извлечь максимальную выгоду из спекулятивного пузыря и восстановить свое состояние, но вместе с тем он настаивает, что инвестировал в том числе и в утопические аспекты новой технологии. Он не думает, что криптовалюты могут заменить доллары или йены, но вместе с тем считает их настоящей находкой для развивающихся стран, жители которых не доверяют национальным фиатным валютам. Финансист также отмечает, что блокчейн может произвести настоящую революцию с точки зрения хранения, распространения и защиты информации.
Энтузиазм Новограца чист и заразителен. Кроме того, когда-то предполагалось, что Twitter и Facebook также должны ввести человечество в новую эру демократии и прозрачности.
Незадолго до нашей следующей беседы, которая состоялась примерно через месяц после встречи выпускников Принстона, Новограц вернулся из своего ретрита.
К моменту окончания ретрита отказ от самолюбия и отсутствие общения с другими, кажется, окупились в поистине кармическом масштабе: наибольшую прибыль Новограцу принесла его первоначальная 7-миллионная инвестиция, которую он сделал в 2013 году.
В начале 2016 года он также вложился Ethereum, стоимость которого на тот момент составляла около доллара за коин, и теперь периодически конвертировал свои активы в различные криптовалюты, стремясь минимизировать риски, поскольку состояние его заметно увеличилось.
Стоимость эфира резко пошла вверх как раз во время его медитаций. «Я покинул ретрит, увидел, насколько вырос эфир и подумал: ну, хорошо, я только что заработал целую кучу денег, медитируя. Я сделал, наверное, миллионов двести на всей этой истории». Новограц обналичил некоторую часть своей криптовалюты, чтобы купить частный самолет G550, гидроплан и скульптуру авторства Георга Базелица.
Интенсивные медитации и многочасовое молчание освободили в сознании место для мечтаний. «Но главным героем всех этих грез был этакий герой-воин, архетип, на котором я вырос. Зачастую они были слишком мультяшными: я спасал самолеты и женщин, думал о том, как реорганизовать схему сбора денег в фонд Robin Hood Пола Тюдора Джонса, размышлял, не принять ли мне участие в выборах и как заработать больше денег на Эфириуме, чтобы увеличить размер своих пожертвований. И я думал:
Через несколько недель после нашего обеда, в разгар лета, мы стояли на временном пирсе в Бронксе и смотрели, как группа темнокожих заключенных в оранжевых костюмах и наручниках поднимается на борт плавучей тюрьмы Vernon C. Bain Center.
Кругом валяются дешевые черные туфли Patakis, названные в честь бывшего губернатора штата Нью-Йорк Джорджа Патаки, находившегося у власти в момент их поступления в продажу: выходя на волю, бывшие заключенные сбрасывают их в знак обретения свободы. В это же время молодой выпускник Йельского университета и сотрудник проекта The Bail Project вносит залог за двух заключенных, находящихся на борту. Новограц – председатель правления этого движения и один из главных ее спонсоров. Он заинтересовался проектом благодаря своей дочери Анне, которая сотрудничала с некоммерческим юридическим объединением Bronx Defenders. Миссия его проста: обеспечить залог для задержанных, которые зачастую не могут позволить себе внести даже самые незначительные суммы и оказываются в ловушке системы.
На борту один из служащих говорит латиноамериканке средних лет, что ей нужно внести двадцать пять, а не две с половиной тысячи долларов, чтобы ее сына выпустили под залог. По всей видимости, произошла ошибка компьютера.
Ее делом The Bail Project не занимается и, по всей видимости, молодой человек пока останется на барже.
В числе возможных следствий заключения он называет сексуальное насилие, потерю работы, суицид и потерю места в приюте для бездомных.
Энтони Ромеро, глава Американского союза защиты гражданских свобод, который также получил от Новограца значительную сумму, говорит:
Действительно, Новограца филантропия интересует больше, чем любого из финансистов, с которыми я познакомился за время своего исследования. Проведя с ним время, можно постепенно посетить практически все проходящие в Нью-Йорке мероприятия по сбору средств. Некоторые из них проводятся в огромных апартаментах семьи в районе Трибека – здесь, например, состоялся благотворительный вечер в пользу Джазового фонда Америки (Jazz Foundation of America) с участием певицы Кассандры Уилсон, за которым скромно наблюдал из своего инвалидного кресла пуэрториканский музыкант Джо Кихано. Другой благотворительный ужин прошел в бальном зале отеля, где демонстрировалось видео с рассказами родителей о том, как лечение детей от рака привело их к банкротству. В другой раз на площади Таймс-сквер появился билборд с изображением Новограца и рекламой благотворительного турнира по рестлингу с участием спортсменов из США и Японии в пользу его организации Beat the Streets, которая использует этот вид спорта как инструмент для помощи детям из группы риска.
Сложно избежать мыслей о том, что в гуманном по большей части обществе подобные широкие жесты были бы попросту не нужны: дети из гетто получили бы надлежащее образование, у пожилых джазовых музыкантов была бы горячая еда и крыша над головой, молодые люди из Бронкса, совершившие мелкие правонарушения, не оказались бы на переоборудованной под тюрьму барже, а родителям детей со страшными диагнозами не пришлось бы объявлять себя банкротами. Новограц, считающий себя чем-то средним между левоцентристом и прогрессистом, возможно, согласился бы со мной. Во время обеда он сказал мне:
К осени Новограц в очередной раз стал миллиардером: если летом стоимость одного биткоина составляла около 3 тысяч долларов, то теперь она подбиралась к отметке в 5 тысяч. В октябре мы с моим героем встретились в его офисе, в лобби которого стоит статуя трюкача Ивела Книвела с подписью «Кости заживают, боль временна, а девчонкам нравятся шрамы». На мягких диванах Новограца ждали представители дотационного фонда Брауновского университета, члены правления Tesla и руководители одного из крупнейших пиар-агентств.
За две недели до этого финансист заявил о своем намерении запустить криптовалютный хедж-фонд, стартовый капитал которого должны составить 150 миллионов долларов из тех денег, что он заработал на криптовалютах, и 350 миллионов долларов средств сторонних инвесторов (Боуз Вайнштейн, основатель хедж-фонда Saba Capital Management и мой бывший одноклассник, отметил:
Каждую среду вечером Новограц проводит свои нашумевшие криптовечеринки, которые он описывает как знаменитую сцену в баре из саги «Звездные войны». Во вселенной Джорджа Лукаса он бы, вероятно, занимал место мастера Йоды в силу своего возраста и авторитета. Перед тем как сотрудники разбрелись кто куда, прозвучало предложение запретить вход банкирам в костюмах. После завершения этой дискуссии начались непосредственно встречи. В офисе у Новограца есть свой стол, но за ним я его почти не видел: финансист предпочитает диван. В числе его любимых фразочек – «Это уже не в моей компетенции» и «Пойду позову одного из своих гиков».
В помещение зашли два загорелых пиарщика, мужчина и женщина. Они пришли, чтобы обсудить идею гендерного коина под названием Y-Coin.
Когда они ушли, я спросил Новограца, что он думает по этому поводу, и тот только покачал головой.
Затем пришел бородатый продюсер в черной шляпе и смокинге, чтобы обсудить фильм, в создании которого Новограц принимает участие. Финансист вошел в киноиндустрию после ухода из Fortress и недавно проспонсировал прошедший практически незамеченным, но странным образом завораживающий фильм «Мой друг Дамер» о юных годах серийного убийцы. Теперь он решил вложить средства в проект более коммерческой направленности – триллер Сэма Левинсона «Нация убийц».
После продюсера на встречу пришел молодой выпускник Фордемского университета, ранее работавший в банке Citi. В ответ на вопрос Новограца о «самой поганой с точки зрения морали сделки» он назвал предоставление краткосрочных займов до зарплаты. На это потенциальный работодатель парировал, что компания достаточно богата для того, чтобы «не делать дерьмовых вещей». «Я знал, что мне достанется за костюм», — рассмеялся юноша.
Ближе к 6 часам в кантине воцарилось оживление. Юные идеалисты познакомили меня с огромным спектром применения новой технологии. В числе прочих они упомянули некую фармацевтическую блокчейн-схему и компанию по производству умной ткани, которая планировала запуск собственного токена.
Когда мы покинули вечеринку, Новограц отметил:
К молодежи, делающей миллионы в пока еще не регулируемом криптовалютном пространстве, он обратился с призывом платить налоги.
Криптовалютный бум неоднократно сравнивали с модой XVII века на голландские тюльпаны. Луковицы продавались за астрономические деньги, не имеющие ничего общего с их реальной стоимостью, до тех пор, пока не произошел ожидаемый крах рынка. Многие инвесторы и мыслители скептически настроены по отношению к криптовалютам, в том числе и Уоррен Баффет и глава JPMorgan Chase Джейми Даймон. Экономист Нуриэль Рубини предсказал, что стоимость биткоина рухнет до нуля.
После того как летом и осенью криптовалюты пережили стремительный взлет, Новограц назвал эту стадию развития «фазой спекулятивного сумасшествия», которая завершится так же, как пузырь доткомов, но за которой последует фаза восстановления, где будут задействованы более зрелые игроки. По прогнозам Новограца, отдельные криптовалюты ждет провал, однако будущее Биткоина и Эфириума будет более радужным – в долгосрочной перспективе они сохранят свою стоимость.
Финансист предположил, что это произойдет, когда криптовалюты купит слишком большое количество людей.
Я спросил у основателя Ripple и Stellar Джеда МакКалеба, не слишком ли поздно финансовая индустрия присоединилась ко всеобщему веселью.
В ответ на вопрос, удается ли это Новограцу, МакКалеб сказал:
Один мой друг, работающий в финансовой сфере, однажды сказал мне:
По моим наблюдениям, получение огромного состояния зачастую приводит к определенным решениям в личной и деловой сферах, о которых потом приходится жалеть. Стратегия Новограца, по всей видимости, заключается в чрезмерных личных тратах, филантропии и медитации.
В ноябре прошлого года я отправился в индийский штат Тамилнад, чтобы познакомиться с Кришнаджи, духовным наставником Новограца. Он оказался статным мужчиной, пахнущим хорошим мылом. Кришнаджи научил своего знаменитого подопечного осознавать и растворять «состояние страдания» и проживать свою жизнь в том, что он называет «красивым состоянием» сознания и духа. В январе 2015 года они вместе с Новограцем проехали по Индии в поисках принадлежащих центральному банку страны проблемных недвижимых активов, в которые можно было бы вложить средства. По признанию Новограца, во время поездки он хотел исключительно медитировать, а его наставник – исключительно работать со сделками с привлечением прямых инвестиций.
Сайт его риелторской компании White Lotus Structures гласит, что «во всех его творениях ощущается прикосновение священного». («Он тот еще фрукт», – сказала мне Суки Новограц, когда я упомянул о сделках Кришнаджи. Тот, в свою очередь, отметил, что вкладывает значительную часть полученных средств в свою академию).
Пока я шел по «Тихой тропе», соединявшей мою виллу с пляжем в Бенгальском заливе, один из гуру вышеупомянутой академии рассказал мне, что Кришнаджи ведет дела из красивого состояния бытия, и именно в этом кроется секрет его успеха.
Впрочем, об уходе Новограца из Fortress наставник говорит без экивоков.
Криптовалютный хедж-фонд Новограца так и не начал свою работу. В декабре, когда стоимость биткоина превысила 19 тысяч долларов, финансист сказал мне:
Он подчеркнул, что ему некомфортно управлять деньгами других людей, когда валюта находится на пике своей стоимости, и предсказал ее закрепление на уровне между 8 и 16 тысячами долларов.
Сразу после того как он рассказал мне о своих намерениях отложить запуск хедж-фонда, Биткоин пережил одно из своих привычных незначительных падений, опустившись до отметки ниже 14 тысяч долларов.
Многие думали, что Новограцу попросту не удалось собрать достаточное количество средств, что, несмотря на его умение произвести впечатление, в случае с фондом финансист оказался недостаточно убедителен.
Перед тем как выйти из этого проекта, финансист рассказал мне еще об одной своей идее, значительно более масштабной, определенно более институциональной и потенциально более долговечной. Он хотел запустить торговый банк открытого типа исключительно для криптовалют, который с присущей ему нескромностью планировал превратить в «Goldman Sachs от криптоиндустрии». Проект носил название Galaxy Digital.
О своих планах он рассказал в начале января, и примерно в эти же дни вышеупомянутый Даймон из JPMorgan Chase, один из самых ярых критиков криптовалют, публично выразил сожаление в связи с тем, что ранее называл биткоин мошеннической схемой. Вскоре я встретился с Новограцем, чтобы поговорить о Galaxy Digital.
По словам Новограца, Galaxy Digital будет объединять в себе его личные значительные криптовалютные запасы, операции по управлению активами, трейдинг, структуру, занимающуюся инвестициями в ICO, а также подразделение, которое будет заниматься консультированием бизнеса.
Запуск новой организации проводился путем обратного поглощения с участием канадской компании-пустышки Bradmer Pharmaceuticals. Предполагалось, что Galaxy Digital будет базироваться в Нью-Йорке, однако Новограц решил выйти на Фондовую биржу Торонто в силу более простого и быстрого доступа к ней с перспективой дальнейшего выхода на национальные канадские торги. Он планировал вложить около 350 миллионов долларов и привлечь еще 250 миллионов.
Менеджер хедж-фонда Джефф Грамм, в свою очередь, отметил, что «для тех, кто верит в криптовалюты, это отличная возможность занять растущую нишу, которая может оказаться слишком рискованной для Goldman Sachs и других банков. Даже если 90% этих валют окажутся пустышками, вы все равно сможет построить прекрасный бизнес. Подумайте о Майкле Милкене и банке Drexel Burnham периода конца 70-х – начала 80-х. Ни один из крупных инвестиционных банков не захотел связываться с высокодоходным трейдингом, и благодаря этому Drexel Burnham стал самым прибыльным на Уолл-стрит». Впрочем, тут стоит отметить, что Милкен, известный тогда как «король мусорных облигаций», был приговорен к десятилетнему заключению за мошенничество с ценными бумагами и выпущен на свободу спустя два года. Новограц публично обращался к криптовалютным магнатам с призывом играть по правилам, чтобы избежать подобной участи.
Джед МакКалеб из Ripple и Stellar предсказал, что в ближайшие пару лет многие криптовалютные компании с серьезными балансовыми ведомостями будут скупать друг друга.
Разумеется, далеко не всем по нраву идея о захвате ключевых позиций в новой сфере миллиардером из финансовой отрасли. Один из пользователей Twitter, именующий себя криптоюристом, написал:
Недавно Новограц появился на чопорном ужине для вышедших на пенсию партнеров Goldman Sachs в своих спортивных штанах. Он и раньше ходил на подобные мероприятия, но тогда он еще не был успешным игроком криптовалютного мира. Блудный сын вернулся и нередко упоминает Goldman Sachs, видевший его взлеты и падения, в разговоре.
Государственное регулирование по-прежнему остается одним из главных вызовов для будущего блокчейна.
В день, когда мы встретились в его апартаментах, стоимость биткоина упала на фоне жестких мер в отношении криптовалют со стороны китайских властей и сообщений об аналогичных планах Южной Кореи. Параллельно с этим хедж-фонды, многие из которых к концу 2016 года испытывали трудности или были на грани гибели, отчитались о самых высоких за последние годы доходах. После шести лет исследования финансовой отрасли я пришел к выводу, что, несмотря на всю видимость экспертизы и интеллект, на самом деле никто не знает ничего.
Кажется, что такой философский подход он закалил в боях.
Будь в курсе! Подписывайся на Криптовалюта.Tech в Telegram.
Обсудить актуальные новости и события на Форуме
